Шайя ЛаБаф сегодня — главный enfant terrible от мира искусства. Подтверждением тому служат многочисленные эскапады на пресс-конференциях, арт-перформансы офлайн и в соцсетях, скандалы с полицией и в целом, что мы в последнее время особенно ценим, смелость быть собой. ЛаБаф родился в семье артистов — его папа работал цирковым клоуном, а мама танцовщицей (а потом художницей и дизайнером). Служители искусству отличаются от остальных именно свободомыслием и свободолюбием, и Шайе посчастливилось эти редкие качества унаследовать.
Он менял веру ради роли — во время съемок в фильме «Ярость» ЛаБаф принял христианство. Он отказывался от грима в пользу настоящих порезов, которые наносил сам себе — для той же «Ярости». Он, не стесняясь, говорил, что фильм Спилберга «Индиана Джонс и королевство хрустального черепа», в котором он сам сыграл, провалился (чем испортил отношения с режиссером). Все вышеописанные поступки говорят об одном: о любви к правде и к настоящему. Его много раз задерживала полиция, он срывал пресс-конференции, и все это на протяжении долгих лет активно смаковалось в таблоидах. Но в 2014-м все мелкие хулиганства ЛаБафа на улице были забыты — благодаря продолжительному перформансу, который начался в твиттере, а закончился в галереях разных городов мира.
Небесно голубой и насыщенный синий
В 2014 году на протяжении всего января ЛаБаф ежедневно писал в твиттер одну и ту же фразу: «Я больше не знаменит». В феврале во время Берлинского кинофестиваля состоялась премьера «Нимфоманки», где ЛаБаф сыграл главную мужскую роль. Лента привлекла к нему много внимания со стороны прессы и публики, и, как позже объяснял он сам, такая публичность стала для него слишком тяжелым грузом. ЛаБаф, привыкший прятаться в бумажном пакете от вездесущих папарацци, решил повторить свой повседневный трюк и на красной дорожке. I Am Not Famous Anymore («Я больше не знаменит») — гласил самодельный щит актера от чужих глаз, переживавшего в тот период экзистенциальный кризис. В тот вечер уже никого не интересовало, в чем были Стейси Мартин и Ума Турман — главным предметом гардероба стал обычный бумажный пакет из супермаркета, превратившийся в стейтмент-аксессуар.
Однако публичная жизнь ЛаБафа на этом не закончилась — вскоре в том же Берлине он устроил перформанс в жанре искусство выносливости, который точно понравился бы Марине Абрамович. ЛаБаф сидел совершенно один в пустом помещении галереи с тем же пакетом на голове, и любой посетитель мог делать с ним все что угодно в течение целого часа. Главное условие — актер должен молчать. Спустя некоторое время он признался, что подвергся сексуальному насилию со стороны посетительницы. Такую свободу публике в 1974 году предоставляла и Марина Абрамович, которая также от нее пострадала.
О чем опыт ЛаБафа и Абрамович может рассказать зрителю, наблюдающему его со стороны? В этих перформансах посетитель был наделен абсолютной властью, в то время как автору положено было лишь молчать и бездействовать. Это взаимодействие закончилось жестокостью и насилием, тем самым показав закон социального поведения: пассивность всегда равна подчинению. То же правило работает и в патриархальных семьях, где у женщины по определению нет права голоса, а вместе с ним и нет свободы действия. Искусство выносливости, как ни один другой жанр, наглядно показывает модели поведения и их последствия.
-2.jpg)